Нам ясно, как разжигалось внимание и религиозное чувство зрителей и какое внутреннее напряжение переживали они перед преградой, скрывавшей от их взоров святилище. Наконец-то преграда преодолевается, и процессия входит в самый храм.
Стоя в дверях, зритель видит перед собой всю композицию внутренности: перед ним открывается окруженный колоннадой двор, за ним более темное и суженное пространство гипостильного зала, наконец, в самой глубине черное пятно входа в крошечное святилище.
Есть основание думать, что участники религиозной процессии распределялись в основных отделениях храма по социальному признаку: масса эксплуатируемого населения имела, повидимому, доступ только в открытый двор, представители господствующего класса допускались в гипостильный зал, но не дальше; в святое святых имели доступ только жрецы, и то, вероятно, не все. Но уже из дверного пролета
пилонов зритель получал представление о воронкообразном сужении и затемнении храма от входа к святилищу.
Войдя во двор и рассматривая его, нужно все время помнить, что он является только одним из звеньев на оси храма, только одним из этапов постепенного сгущения внутреннего пространства, его сужения и затемнения. По сравнению с аллеей сфинксов двор уже ограничен по сторонам непрерывными стенами, хотя перед ними стоят колонны, отдаленно напоминающие разобщенные фигуры сфинксов.
Но в отличие от сфинксов колонны соединены друг с другом горизонтальными камнями. Однако двор еще открыт сверху, и в этом отношении он контрастирует и с гипостильным залом, совершенно перекрытым, совершенно заставленным колоннами, в то время как внутренность двора состоит из свободного, широкого пространства между колоннами. И вместе с тем двор затемнен по сравнению с аллеей сфинксов, но не настолько, как гипостильный зал, который по сравнению с двором кажется много темнее.
Пространство двора окружено темными портиками, так что оно ограничивается не материальными стенами, а тоже пространством, но иного качества: более темным, более сгущенным и материализированным.
